11 июня 2025
Сквозь ельник, сквозь флет, сквозь пульсации дневных свечей в бар “Свеча и Маржинколл” входит Т. — тот самый пациент, что в марте ещё лежал в реанимации с диагнозом перекуплен до потери личности", а теперь сидит напротив бармена и говорит тихо:
— Я вернулся.
— Откуда? — спрашивает бармен, не отрываясь от шейкера.
— Из фвгэ. Из той тёмной зоны между ликвидностью и забвением.
Бармен кивает. Он видел таких. Но Т. — не любой. У него была слава. У него был пробой на 3685, и целый март — как жара в палате: скачок, истерика, срыв.
— Меня держали в больничке. Говорили: «Скоро отрастёшь, Т., мы тебе нового инвестора найдём, может, даже два».
А потом… тишина. Я шёл и падал. Падал и шёл. Здесь, — он тычет пальцем в свечу на уровне 2881, — я понял, что если не отскочу — то останусь в архиве торгов навсегда.
Бармен молчит. За стойкой хрустит лёд. В стакане отражаются уровни поддержки.
— А теперь смотри, — Т. выпрямляется. — Три раза я пытался зайти обратно в ординаторскую, где тусуются фонды. Меня не пускали: "неопределённость", "рынок нервный", "чистим фвгэ, подожди". Но теперь… я набрался сил. Смотри, видишь, как я прихожу тестировать 3159? Это не случайно. Это я стучу в окно — не ногой, а шпингалетом.
А выше, там, где 3300 и 3370 — уже свет в коридоре. Если пустят… я отыграю всё. И даже больше. Но если нет… — он опускает голову — …то меня снова увезут на каталке. И снова никто не узнает, куда.
Мораль:
Когда Т. в зоне 3100–3300, это не просто свечи — это пациент с историей.
Если он идёт вверх — он не растёт, он мстит системе.
Если падает — просто ищет выход, который, возможно, уже внутри него.
А бармен всё так же полирует стойку и тихо бурчит:
— Надо бы тебе лимиты пересмотреть, Т. А то снова откачаем — а толку?
T #гонзотрейдер